Он виновато прятал взгляд. Как обычно. Пока я платком вытирала юбку, его ремень звенел на пути восстановления со штанами.
— И сколько это будет вот так вот продолжаться?
— Что именно? — решила уточнить я, хотя прекрасно понимала, с какой стати его настроение так резко изменилось. Как обычно.
— Почему я словно школьник должен ютиться по подъездам?
— Ты ведь знаешь - всё дело в ней...
 Мы покинули место у лифтовой шахты и спустились на третий этаж. Дорога гроба.
— Ну, до завтра?
— Может быть.
 Я поцеловала небритую щёку и, слыша в ушах взрывы хлопушек, направилась к двери.


 Прямо с порога меня встретили запах гари и испуганные глаза.
— Мама, я блинчики жарю!
— Когда ты успела?..
 Я проследовала на кухню, вслед за уволакивающим мамину руку восьмилетним чудом с косичками. Весь дым вышел через распахнутую форточку. В тарелке на столе лежали бесформенные субстанции цвета сажи, от которых так и веяло горелостью. Моя бабушка сгорела в пожаре.
— Я просто хотела научиться готовить, — надула губки маленькая шкодница.
— Иди в свою комнату, — строго сказала я. — Мы потом решим, что с тобой делать.
 Взвешенное решение. Не стоит пороть горячку, решая, как именно наказать ребенка. Эмоции плохой подсказчик. Утяжеляют руку.


 Всю ночь я не спала, размышляя о проблемах насущных. Вспомнилось детство, как когда-то я решила сбежать из дому, но была поймана. "Я думала, мы играем в прятки" — ляпнула я первое, что мне тогда пришло в шальную голову. Мама поверила. Или сделала вид, что поверила, — ведь невозможно на самом деле быть такой тупорыло-наивной.
 Вспомнился ее хахаль, которого с детства меня приучали называть отцом. Вспомнился пёс, отгрызший себе лапу. От пса мысли перескакнули к делам насущным. Облачённое в доспехи «Сегодня» мечом разрубило зеркало заднего вида.
 Мой приятель нервничал. Я это чувствовала, выскакивая из трусиков перед каждым свиданием. Его недовольство выражалось в агрессивно-пассивном поведении, и вчерашнее сухое как вино прощание не сделало наши отношения крепче. Как вино.
 Период, когда я могла помыкать безудержными мужскими либидо, остался далеко в прошлом. Впереди замаячила реальность — подуставшая от годов, не первой свежести мадама, захудалая квартирка, предстающая взору тусклыми унылыми красками, и прицеп в виде капризного ребенка, отпугивающий мужчин. Трансформирующийся из прицепа в разбитое корыто.


 Утром я позвонила человеку, который мог дать любому фору во вранье, помыканию и манипуляциям.
— Алло, мама! Привет. Как дела?
 Несколько десятков лет стажа...
— Да, доча. Здравствуй. Мы нормально. Вы как? Коронавирусом не поболели?
— Да пока что нет. Я чего звоню-то... — Её «мы» выбило меня из колеи. — В общем, мне нужен твой совет.
— Я внимательно слушаю.
— Помнишь, я тебе рассказывала за своего ухажера, который около меня сейчас трётся? Тут такое дело, в общем, он стал последнее время всё чаще намекать, что хочет перейти к серьезным отношениям.
— Но это же здорово! А как он относится к тому, что ты не одна?
— Вот в этом всё и дело...
Минута молчания. Усопшим надеждам.
— Я всё поняла, дочь. — Старая карга сейчас пошлёт... — Давай я заберу девочку себе? Пускай побудет. — Милая, прекрасная мама!
— Спасибо, ма. Спасибо.
 Я положила трубку. Не мешкая, направилась в комнату к дочери.
— Вставай, заяц.
— Доброе утро, ма!
 Мне не терпелось приступить к переменам.
— Солнце, ты ведь знаешь, что порой так случается, что родители детишек берут из приюта, покуда те маленькие, а затем, когда вырастают, им рассказывают правду? Ты ведь у меня уже взрослая?
— Что ты хочешь этим сказать? — округлились глаза у моей девочки. Мне было волнительно, как в день свадьбы, которой у меня не было.
— Ты всё правильно поняла. Я принесла тебя с детдома, но я не собираюсь с тобой прощаться. Просто ты пока поживешь у бабушки.
— Я? У бабушки? — задрожавшими губами повторила дочь.
 Я погладила ее по голове, затем молча вышла с комнаты. Ей нужно свыкнуться с мыслью, что жизнь не будет больше прежней. Пока что ей придется пожить у бабушки. А мама... Мамка ее будет налаживать контакты с противоположным полом. Будет вершить свою судьбу, устраивать личную жизнь. И ей абсолютно не будет совестно оттого, что пришлось так горько, фальшиво соврать.