Gin-Gin - Ария - Штиль


Я любил хронику. И ещё в то время, когда поступал во ВГИК, равнодушно, без зависти смотрел на тех, кто рвался на художественную режиссуру. Там было больше шансов прославиться , стать известным, но я любил жизнь реальную, а не выдуманную. С годами художественную ленту можно переснять ,сделать лучше , красивее, вложить в уста героев все ,что захочется. И только в документальных кадрах ничего нельзя изменить. Можно хитрить, подкладывать под изображение любой текст, но оно будет говорить само за себя и не обманет потомка. Работа в хронике обещала дать возможность жить честно.
Когда я вошёл во двор студии, мой оператор Мансур уже сидел на лавочке под старыми раскидистыми дубами. Рядом стояла камера.
–К бою готов,–не вставая с места, с ухмылкой сказал он. 
Это был мой первый день работы, и по-моему, он ко мне относился с пренебрежением. 
Я присел рядом , пожав ему руку , не обращая внимания на его усмехающуюся рожу. 
–Давай подумаем , как будем действовать . Если несчастье случилось вчера поздним вечером, и об этом знают только единицы, есть ли смысл ехать всей толпой ? Там стопудово ажиотаж и трассы перекрыты. Давай двинем в аэропорт, где сейчас непременно готовятся вертолеты для гидрологов и начальников. Вчера , могу дать гарантию, пока согласовывали и утрясали , облёта до темноты сделать не успели. Попробуем втиснуться в ряды специалистов и избранных. Ну, а если не получится, потеряем только час-полтора и тогда будем своим ходом прорываться в Ущелье.
Мансур посмотрел на меня с уже некоторым уважением . Хмыкнул. 
–А пожалуй , ты прав. 


Взревев двигателем, вертолет мягко оторвался от земли. В салоне, кроме нас с Мансуром , оказалось ещё четверо. Трое были гидрологами , четвертый – начальник местного МЧС. 
Громадным белым пароходом плыл внизу по зелёному морю город. И улицы его и площади были похожи на палубы. Отсюда , с высоты , казалось , что их плоскости сплошь заставленны маленькими жуками–автомобилями. Я посмотрел на часы. Было ровно восемь утра. Город проснулся. Почти миллион его жителей ещё ничего не знал о случившемся. 
Потом город уплыл , остался сзади. Внизу застывшем валом вздыбились зелёные прилавки и сразу за ними, врезанные в блеклое выгоревшие небо , встали тускло-фиолетовые горы с некрупными пятнами снежников. 
В салоне вертолета было невыносимо жарко. Альтиметр показывал высоту три тысячи метров , а в открытый иллюминатор врывался раскалённый ветер. 
Медленно надвигалась неровная стена гор. Вертолет заложил крутой вираж, перевалил через седловину и вдруг оказался в громадной каменной чаше. На крутых ее склонах висели грязно-белые глыбы ледников. Дно было завалено обломками скал, изрыто глубокими логами, впадинами. Тусклыми осколками мерцали озера. Отсюда , из этой чаши начиналось Ущелье, отсюда вытекала Река , здесь рождались сели. 
Я отодвинулся от иллюминатора , уступая место оператору. Совсем рядом проплывали скалы , изъеденные ветрами и солнцем , дождями и снегом. Потом внизу мелькнули крошечные кубики-домики метеостанции, и чуть ниже их огромная черная дуга габионной плотины. В середине дуги зиял огромный проран. Мансур не отрывался от видеокамеры. 
Вертолет на миг завис неподвижно , затем вошёл в Ущелье. Теперь мы летели в отроговой, когда-то в древности выпаханной ледником, корытообразной долине, между двух каменных стен, прямо над мутным потоком. 
Даже отсюда, с высоты орлиного полета, картина поражала. Ущелье было завалено обглоданными до белизны могучими стволами тянь-шаньских елей. А подмытые потоком тысячетонные глыбы берегов , рухнули в русло. 
У меня тоскливо сжалось сердце. Впервые за сегодняшний день я вдруг почувствовал истинный размер беды. Где-то внизу была плотина. Теоретически ей обещали прочность , надёжность, но , увидев сверху масштабы прошедшего селя , я заволновался. 
Все, кто был в вертолете, не отрываясь, смотрели вниз. Жёлтая змея реки крутилась среди хаоса камней. Я запоминал ориентиры , примечал места наиболее интересные для оператора , где потом , вернувшись, можно было бы доснять наиболее выразительные крупные планы. 
Во весь горизонт вдруг встала огромная, грязно-желтая стена. Она качнулась и легла , превратившись в озеро. Серая полоска гребня плотины , узкая, как лезвие, преграждала ему путь. За этой полоской, в угарном мареве зноя , проступили, словно мираж, и тот час же пропали контуры города. Озеро было мертвым , неподвижным, и не величина его пугала, а совсем другое. Сразу за плотиной лежало сухое русло , а это значило – водосбросы не действовали. Камни и грязь забили их, а значит, Река продолжала наполнять чашу селехранилища, потому что реки не умирают и не прекращают свой бег , какая бы не произошла катастрофа. 
Плотина могла не выдержать напора миллионов кубометров воды и грязи. 
Вертолет заложил крутой вираж и снова ушел вверх по Ущелью. И вновь я увидел глубокую рваную рану на теле гор. Но перед глазами стояла мертвая желтизна и гребень плотины , тонкий , как лезвие бритвы....


На правом склоне долины , где-то между плотиной и ледниками, вертолётчики отыскали ровный уступ и посадили машину. 
Когда мы с Мансуром выпрыгнули из вертолета, высокая, в пояс трава ещё гнулась и моталась под ветром, несущимся от лопастей. В ушах стоял грохот двигателей, и сначала ничего не было слышно. Потом откуда-то снизу , из-под обрыва, донёсся хриплый рокот реки. 
Я смотрел, не отрываясь, вниз. На дне долины лежали огромные камни, похожие на перевёрнутые вверх дном корабли. Могучая сила вырвала их из глухой толщи наносов и швырнула на видное место для удивления и страха людей. Там, где не было валунов , выпирали похожие на обнаженные мускулы гигантов зелёные бугры. Это вышли на свет коренные породы – скалы, на которых стоят горы. Все в выбоинах и глубоких шрамах , эти скалы напоминали живое человеческое тело , изрубленное тяжёлым, безжалостным мечом. Все , что я сейчас видел, потрясало. Я начал различать детали. Свежие гигантские обрывы истекали водой. Из жёлтого суглинка с прослойками гальки и валунов били ручейки. Казалось, что они пульсировали, и это было похоже на то, как течет кровь из глубокой раны на теле человека. 
Подошли остальные и тоже остановились , замерли, пораженные увиденным. 
Один из гидрологов сказал:
–Похоже , что здесь вал шел высотой до тридцати метров
–Десять этажей... - тихо отозвался пилот.
–Шел, да не шел он–мчался, вот же сука, накрыло турбазу, вы посмотрите правее–он указал рукой в сторону и мы все развернулись. В развалинах, из-под камней и досок , виднелись исцарапанные, в запекшейся крови руки, спины в грязной рваной одежде. 
Мансур посмотрел на меня выжидающе.
Снимай–не раздумывая сказал я. 
Мы оба знали, что ни один кадр, снятый на этих развалинах, не войдёт в будущий фильм, если он вообще будет. И всё-таки это была правда события, и не снимать было нельзя. Я ещё раз посмотрел туда , где была турбаза. Там, среди развалин, копошились солдаты, разбивая ломами окаменевшую грязь. Я подумал о бессмысленности их работы. Прошло менее суток, как промчался сель, и надо бы искать сейчас в первую очередь не погибших, а тех, кто, возможно, чудом остался в живых, кто, быть может, ждал сейчас помощи на залитых грязью склонах долины или блуждал в горах, задыхаясь от зноя и жажды. Но так бывает, наверно,всегда - в минуты растерянности люди часто занимаются совсем не тем, чем надо бы, и приказы получают бестолковые.
Вспомнились слова , кажется из песни , что иногда одногруппник Виталик наигрывал на гитаре:
–"Что нас ждёт, море хранит молчанье,
Жажда жить сушит сердца до дна,
Только жизнь здесь ничего не стоит,
Жизнь других, но не твоя."



Неслышно подошёл мужчина и остановился сзади. Не смотря на жару, он был в теплой куртке. Глаза его на сером, небритом лице были пустыми и усталыми. Мансур спросил, кивнув на развалины:
–Как же это они? Ведь ещё день был, светло.
–Был...–сказал мужик–Светкин день рождения они справляли...
–Да что же, грохота не слышали, что ли?
–Откуда его услышишь? Здесь Река всегда ревёт, пенится.
–Ну все равно–не унимался оператор-как же так получилось?
–Да как?–мужик помолчал.– Обыкновенно. Всплеск,– он вяло поднял руку и указал куда-то вверх по долине.–Там ловушка противоселевая стояла из железа и бетона. 
Все посмотрели туда, куда указывал очевидец, и там действительно русло Реки перегораживала стальная пирамида. 
–Волной как ударило об нее, грязь вздыбилась, взгромоздилась. Волна выше стала, да и упала на наш берег–уступ-то наш устоял и толкнул ее обратно на турбазу. Вот, значит, как!
–Ваши-то спаслись?
–Мои-то? Да, вот они,– мужик показал вверх. Высоко на склоне горы, на ровном пятачке стояла оранжевая палатка, и чадил костер.
–Пошли,–сказал пилот.–Пора возвращаться. Видимо, он действовал по инструкции.
–Надо бы посоветоваться,–сказал нерешительно мчсник–но с кем и о чем?!
За все время он, кажется, сказал первые слова, которве я от него услышал и слова эти были бестолковые.
И уже взбираясь в кабину вертолета, я подумал с тихой тоской о тех, кто искал сегодня свою тропу к людям, кто, быть может, лежал в русле искалеченный, но ещё живой.О целом городе , который жил сейчас своей бурной жизнью и не подозревал, что может быть смыт с лица земли за считанные секунды.
"Пусть поможет вам хотя бы Бог, если ваша жизнь в руках таких спасателей"