"Жизнь как петтинг".
Посвящается моим братьям и сестрам-близнецам.

Во сне при лунном свете ты прекрасна как никогда и я с трудом удерживаю себя от странных запретных и волнующих действий. Изредка я касаюсь пальцами прядей твоих растрепанных каштановых волос, что оставляют на мне такой близкий и знакомый запах. Я знаю тебя всю свою жизнь, все те ночи и дни, что мы были в разлуке или вместе. Мы всегда рядом и всё равно порознь. Странная штука эта жизнь...
Иногда я осторожно перебираю твои пальчики во сне, но ты лишь вздыхаешь и что-то бормочешь, находясь в фазе быстрого сна. Что тебе снится, спрашиваю я иногда. Но ты или мило краснеешь, не желая рассказывать, или рассказываешь совершенно дикие вещи, вроде тех, что были в прошлый четверг. Ты была в саду, что на Чернышевского, там были маки, розы и много-много диковинных лилий. Внезапно они начали опутывать тебя, связывая по рукам и ногам и утаскивая под землю, но ты вырвалась, закричала и всё исчезло. И тогда с небес на тебя хлынул поток. Поток странного и щемящего желания чего-то запретного и странного. И так с тобой каждую неделю, когда меня нет рядом. Я пытаюсь разглагольствовать о психоанализе и гештальте, но ты просто мило хохочешь, прикрывая по привычке открытый рот своей ладошкой в конопушках и слегка царапаешь мои руки ногтями, как будто желаешь оставить себе на память частичку меня.
Когда-то давно в детстве я признался тебе, что твои ноги для меня запретный фетиш, в ответ на что ты призналась, что и для тебя тоже. Поэтому ты всегда в чулках. Летом или зимой, весной или летом, эрогенной зоне не прикажешь. Изредка я прошу тебя побыть в них и дома, на что ты предлагаешь надеть их мне, что веселит, так как в стройности мы с тобой одинаково изящны.
Прошлой ночью, когда  ты опять отчаянно разметалась по подушкам во сне, снова убегая от чудовищ в очередном детском кукольном театре, я дотронулся до твоих горячечных сухих губ своими и замер от чувства в чем-то сродни вампирскому и материнскому одновременно. Твой вкус можно описать было как суспирия, кровный и кровяной одновременно. Ты не проснулась и в этот раз, лишь пробормотала что-то про свойства алкилзамещенных атомов внутри бензольного кольца. Я отстранился и погладил тебя кончиками пальцев по левому плечу с меткой от БЦЖ. В тот год нам одновременно сделали целую кучу прививок и всё бы прошло гладко, если бы нас не угораздило попасть под дождь в самом начале мая. В ту среду мы вымокли до нитки в парке Горького, и всё твоё лёгкое летнее платье превратилось во что-то удивительное облегающее, отчего у меня всколыхнуло в душе нечто древнее и дихотомическое: я захотел тобой обладать и защищать одновременно. В тот момент я чуть не потерял сознание. Слава богу, что дождь тогда оказался десятиминуткой, а не ливнем на час. Мы забежали в небольшой магазинчик около поющих фонтанов, чтобы купить салфеток или платков, или хотя бы чего-нибудь. Тогда-то всё и поменялось. Во мне точно и в твоих снах несомненно. Я впервые сознательно прикоснулся к твоему запретному, вытирая тебя с ног до головы моментально вымокавшими бумажными салфетками. Чулков на тебе тогда не было, впрочем, на мне тоже.
В следующую ночь я обязательно попробую что-нибудь новое, может быть, поцелую тебя в дрожащие веки или дотронусь губами до мочки твоего уха с сережкой с фианитом, что я подарил тебе на четырнадцатилетие. Что-то обязательно произойдёт. А пока я заканчиваю клацать свои неизменным Ундервудом и иду спать к себе.