*Близится рассвет*


Когда вы тайно проникаете в чужой дом, каждый звук кажется предательски громогласным. Когда вы делаете это впервые, таких звуков подстерегает вас множество. Если вы не будете осторожны, вас обнаружат. И бессмысленно будет доказывать что вы не вор, не преступник. Ведь правда гораздо более нелепа и позорна. Правды этой не скрыть. Она предательским пушком расположилась на ваших юных щеках. Она в дате рождения вашего новенького паспорта. И наличие детского летнего лагеря в километре от места вашего злодеяния, изобличает вас лучше всего. 


Я не смогу внятно объяснить как решился пробраться к ней ночью. И не хочу. Возможно если вы вспомните свои шестнадцать или семнадцать лет, то не станете крутить пальцем у виска. Для меня тогда все было очевидно и казалось дело того стоит. Столько раз я видел ее, приходящую утром и уходящую вечером. Сколько раз я дорисовывал в своем воображении то, что скрывали ее летние, пестрые платья. Я знал ее имя, знал где она живет. И только лишь намек на мысль о ночном путешествии волновал меня настолько, что я просто не соображал. Понимаете? Я не думал, не представлял как это может пройти. Я просто сходил с ума и жил одним лишь чувством - крепкой, подростковой страстью. Страстью не разбавленной опытом, обыденностью. Настоящим таким концентратом.


Когда я спрыгнул с подоконника на пол, раздавшийся звук, как мне казалось, должен был сложить все здание, а не просто разбудить её. Сейчас я понимаю, что многое могло пойти не так. Начиная с того, что я просто чудом не перепутал окна. Но тогда это было не важно. Мое сердце колотилось где-то под кадыком. Я недоумевал как она не слышит его барабанного боя. 

Предмет моей юношеской страсти, моя прекрасная Лерочка, крепко спала, не подозревая о незванном госте. И, надо сказать, ее вид сразил меня наповал. Ведь она была совершенно нагой. Я знаю, знаю что это совершенно бесчестно по отношению к ней. Но что уж поделать? Что было, то было.

Моя дорогая Лера была божественно красива. Ее повернутая набок голова прекрасным профилем вырисовывалось на фоне подушки. Шея изящным поворотом дразнила юношеский взгляд. Грудь была примерно раз в триста прекраснее той, что я представлял. Левая рука была закинута наверх, тонкие пальцы слегка касались волос, которые в свою очередь, покоились на груди. Ее фантастическая женская красота просто невероятно подчеркивалась непринужденностью позы. Это было поистине божественно. Я не посмел бы прикоснуться к ней, даже если бы это было возможно проделать безнаказанно. Настолько божественно она выглядела.

Столь мощное эротическое впечатление, приправленное духом преступного, словно точечным ударом выбило меня из сознания. Я просто стоял и глазел. Не знаю сколько времени. У меня жутко горели губы, видимо от накопившихся на них поцелуев, которыми я желал осыпать мою богиню. Руками я просто физически ощущал потребность в осязании, которое было бы жутким святотатством. Я хотел вкусить ее и выпить до дна. Или же сам раствориться в ней без остатка, учитывая то, кто из нас двоих - божество. 

Из оцепенения меня вывел рассвет, чье появление я заметил по изменившемуся тону цвета кожи моей прекрасной Леры. И тогда я ушел. 


Уже годами спустя я понял в чем еще заключалась магия того момента. Суть в том, что нормальные женщины стесняются своей наготы перед посторонними. И обычно обнаженными мы наблюдаем лишь блядей, которые давно утратили ту божественную искру. А хранящие ее не откроют вам своей наготы. При случайных обнажениях они неловко сутулятся, прикрываются. Но если вам удастся, путем аморального подглядывания, увидеть голой ту, чья божественная женственность не утрачена, то вы поймете насколько это великолепно. Счастливец тот, кто нашел такую женщину и перед кем она, сокрытая покровами ночи, являет свою неземную красоту.


А обратился я к этому прекрасному моменту своей юности, поскольку внезапно осознал, что он был как самым эротичным в моей жизни, так и в целом самым ярким. Туда подмешивается целая гамма эмоций, включая чувство вины и стыда. И теперь, сидя в камере смертников, далеко по расстоянию от Родины и еще дальше по годам от своей юности, я не нашел ничего лучше, чем записать именно это. На последнее слово, конечно, не тянет. На завещание тоже. Но оглянувшись на всю свою жизнь, именно ту ночь я выделил особо. И поверьте, дело вовсе не в жизни. Дело как раз в ночи.