«На краю неба» Дождь льёт, как из ведра, поднимая к небу грязно-белый занавес, обнажая все потаённые желания, находясь в непрерывном соитие с дышащей жаром землёй. Воспоминания, что роятся в забытых глубинах сознания, взрываются ярким светом и обезоруживают своей неподдельной реальностью. Белые крылья в голубых просторах, чистые помыслы в неосквернённой плоти и крови… как это было давно… «Ещё чуть-чуть потерпи!» - подзадориваю себя и подставляю лицо ниспадающим хрустальным каплям, что в момент вызывают случайное замыкание по оголённым нервным окончаниям, измученным вековыми скитаниями. Полночь. Наконец, ты достиг нужного уровня - астральный свет озаряет и магнитом притягивает мой изголодавшийся взор. Усердно жму на звонок, стучусь в дверь, доводя до бешенства соседскую собаку и пугая её, не менее злую, хозяйку, тут же высунувшую свой любопытный нос. Ненавижу эти мерзкие существа, так бы и разорвала их на мелкие кусочки… Спасительный звук открывающейся двери заставляет отвлечься. - Это не сон? – слегка оторопев, спрашивает Мишка и уволакивает вниз по лестнице, подальше от пытливых, но не способных узреть меня, глаз собачницы. - Соскучилась – мурлычу я, запуская тонкие пальцы в тёмные, как смоль, волосы, взъерошивая их. - Слушай, чертовка, мы же договорились встречаться в нашем логове, мне не нужны лишние проблемы дома. Тебе лучше уйти. Как только смогу, загляну – по-партизански шифруется Мишаня, в то время как я притягиваю его к себе, впиваюсь в желанные до боли губы и смакую столь привычный вкус ментола, втягивая чутко отозвавшийся язычок. Ловко ныряю рукой в слегка сузившееся пространство боксёрок, в виду по стойке «смирно» выпрямившегося солдатика. Помогаю ему высвободиться и скольжу пальчиками вниз к подтянутому улову. - Лили, - с хрипотой в голосе шепчет Миша – не здесь и не сейчас, я… - Тсс, не будь занудой! – по-детски прерывая нравоучения и не оставляя ни на секунду занятное дело, обрываю я. - Ты не сможешь устоять передо мной! Обескураживая агонизирующими поцелуями и размеренными ритмичными движениями, пресекаю попытку «побега» и прижимаюсь набухшей от вожделения грудью к каменистому торсу более не сопротивляющегося противника. - Дурёха, ты под монастырь меня подведёшь! – гортанно хрипит Мишка, обхватывая упругую попку взмокшей ладонью и прижимая к своему торчащему другу. Горячая махина со всей силы упирается в оголившийся пупок, стремясь проникнуть вглубь яства. Струйка желания сочится по разгорячённым губам, когда умелые пальцы, раз за разом, исследуют раскрытую для наслаждений пучину страсти, водоворотом засасывающую их. Эротический жар захватывает нас обоих, чувствую, как вздрагивает налитая возбуждением плоть, словно его кожу ласкает пламя, а мои выпирающие сквозь майку соски наливаются иголочками пронизывающей боли. Несчастный рьяно прижимает меня к холодной стене тёмного закоулка лестничного пролёта и поедом ест в конвульсиях сжимающееся лоно. Каждое сухожилие в игривом протесте содрогается от ожидания желанного действа и сильнее сжимается в ответ умопомрачительным ласкам. Горловой стон сквозь напряжение срывается с приоткрытых уст, словно ветром гонимая листва, в молитве вздымаясь к плачущим небесам. - Хочу ощутить тебя внутри – из последних сил выкрикиваю я, направляя налитую головку в пылающее и затопленное соками порока влагалище. Голос Михаила срывается на рык, от которого содрогается моё испорченное существо, когда он быстро загоняет до упора член и покусывает мочку уха. Звуки бьющихся друг о друга тел, усыпанных росою вожделения, доводят до пика нежности. Сексуальная энергия спиралью вьётся вокруг воронки, поглощающей ароматное семя, утоляя вечную жажду «любви». Нет смысла притворяться – сбрасываю этот нелепый образ «Лили», устрашая и ещё больше опустошая случайного донора. Перепончатые крылья оживают за спиной и возносят всё выше и выше, освобождая от тяжести порока, текущего в древних жилах. Обожаю, эти полёты ввысь, в отличие от привычных низов, что так тщательно изучены мною. На доли секунд соприкасаюсь обременённой душой с мягкими, пушистыми облаками и таю в неге блаженного спокойствия, чувствуя прилив бодрости и тоски по адамовом времени. Только искушённый человек способен дать мне это… С благодарностью смотрю в сапфировые глаза, затуманенные дымкой ложного счастья, поглаживаю проявившуюся седину у висков и, в очередной раз, ухожу по-английски в сокрушающую сознание пустоту. Теперь ты – мой. Проснёшься, испытывая непреодолимое желание хоть раз ещё заполучить ночную гостью, и в полночь выйдешь из уставшего тела, открывая двери подсознания навстречу желанному суккубу, неосознанно шагая к неминуемой смерти. А когда твои силы окончательно иссякнут, я вновь прогуляюсь по краю эбенового неба в поисках жалкого смертного, дышащего энергией страсти – вот мой удел, моё наказание…