''Письма любви''


Гнетущее молчание следует разбавлять поцелуями по своему усмотрению. Один-два до еды, три-четыре после. Целоваться в Маке вообще удовольствие кощунственное, пусть пробка летит в глаз от шампанского, ты всё равно забудешь и о ней и о той, для кого она предназначалась.
Большой экран. Куча-мала удовольствия и пустоты. Капризная до жути. Кормишь картошкой-фри, на кончиках которой застыл плачущий майонез. Ага, я уловил ход твоих мыслей! Эврика! Бегом в гостиницу придаваться разврату. Впрочем, это звучит неминуемо протокольным языком, кстати, о языке, присосаться бы, да так чтоб не отпустило. Чтобы и лизала, и причмокивала со знанием дела.
- Как Чупа-Чупс в электричке?!
- Да, чёрт возьми, именно как его!
Сбрось, наконец, свои подлые одеяние под угнетающие мотивы Энигмы, и решай задачку для второгодников: «А» и «Б» сидело на трубе, а «Л» - это твоя талия в период обострения остеохондроза.
И киношку подавай непременно с местами "для поцелуев".
- Нет, на диванчике не надо, -сказала Она, едва сохраняя стервозность и кощунственную мыслеформу пошарить наманикюренными пальцами там, где не надо.
- Стой, теперь там где надо.
Рисуя в кинозале Х и Y на моём животе, джинсы с лёгкостью превращаются в "Бугорок Сальвадора Дали". Да уж, с названиями я никогда не любил заморачиваться.

Утром звонишь на мобильный. Кутикулой поднимаю трубку, - я пьян, дорогая. Шато Марго 1936 года.
- Из твоих губ хоть ром. Залпом.
Клешня онемела, я дотрагиваюсь до вчерашнего пройдохи и говорю тебе об этом. Подробности делают своё чёрное дело, и твои стоны заглушают соседского Эроса Рамаццотти.
- Боже, люблю тебя!!!
- Стань передо мной... В неглиже. Заполню тебя до остатка собой.
Куришь на другом конце провода. Улыбаюсь, представляя твои розовые трусики на бельевой верёвке. Сонно рассказываешь, что бы ты со мной сделала, далее следует увертюра маслянистой головке. У меня стоит. Кажется, даже у нас стоит, ибо у меня появилось два полноценных агрегата, когда я воспламенён твоей сочной кожей, голосом, блеском для губ.

Письма в припадке горячки разбросаны на столе. Вырываю алчущим взором фразы. "Мы с подружкой дрочили её парню на скамейке, две руки в шортах, ты представляешь?! Когда Ларс кончил, я чуть не разревелась, я же играла, ты понимаешь?! Липкая жидкость на пахнущих духами Пако Рабан руках лишила парня рассудка, а меня чуть не вырвало".

Выпячивая свои по высочайшему низменные булочки и конфитюры, девушки становились в очередь к моим желаниям. Их было много. Порой я сбивался со счета, матеря человека, который придумал число не способное быть адекватно воспринятым воспалённым мозгом.

Казалось бы, пью мирно пиво на лавочке, никого не трогаю, ан-нет, надо обязательно паре-другой чулочно-без колготочной банде примкнуть к низшим слоям атмосферы.
- Ты тоже любишь Хэллоуин? Неожиданно.
Оставляю номер телефона (слегка потискивая выпуклые места Линды и Эммы) с надеждой посетить концерт далёких кумиров. Перезваниваю. Ещё больше пьянею. Через два часа ловлю такси до южного побережья Юргордена, чтобы мир не потрясла весть о новом серийном маньяке. Придя домой трясу Неваляшку на клип Бритни -Overprotected.

Когда от алкогольных возлияний начинает прихватывать сердце, не выхожу на своей остановке, а катаюсь до пригорода Стокгольма Сёдертелье. Достаю из кармана потрёпанную газету и делаю вид, что читаю. Набухший самурай -повод быть осторожным. Хочу кончить на проходящую мимо даму с красивым, но испуганным лицом. Делаю это преждевременно, и капельки жидкости из пениса не достигают цели. Крякаю разочаровано, разворачиваюсь и ухожу.

Осенние листья наслаждаются игрой солнечных лучей, деревья выпячивают хвостатые хоботы, дабы птицы пристроили тёплые лапки вслед за умирающим днём.

Слипкнот разрывает барабанные перепонки. Бремя наступившего оргазма кондитерскими щипцами захватывает воздух. 

Ещё и Ещё.

 Эльза вглядывается в пейзаж за окном. Соски начинает печь от соли и слюны Яна. Ян сосредоточено мнёт упругую грудь с прищуренным коричневым окаймлением. В холле истерическими трелями звонит телефон.

На стол следователя Стокгольмской прокуратуры Мартина Йохансена давным- давно лёг жёлто-грязного цвета пакет с многочисленными блокнотами, значками отмечаемые дни в календаре,личной перепиской и дневником.Йохансен дочитав где-то до половины, отправил папку в мусорную корзину. В его руки и не такое попадало.