Камера была маленькой. Настолько маленькой, что в ней едва ли можно было вытянуть ноги. Глухой каменный мешок, и, конечно, ни намека на койку, полку, или что-то в этом роде. Совершенно голые, никогда не знавшие краски стены. И холод. Просто адский холод, источаемый и стенами, и полом, и даже крошечным окошечком под самым потолком, явно сделанным только для того, чтобы пленник не задохнулся. 
На полу лежала девушка, свернувшись калачиком. Она была достаточно красива, с толстой растрепавшейся косой и большими глазами, сейчас закрытыми. Штаны, рубаха. Ноги оставались босыми, но они явно сносили не одну пару сапог, в дальних походах или в военных компаниях. Поджарое тело, крепкие руки. От левого уголка губы вниз тянется длинный старый шрам. 
Она спит, но даже во сне в ней чувствуется сила и презрение к пленившим ее. Она спит, потому что ей уже ничего не осталось делать, и очень хочется выспаться. В последний раз. Она знает, что отвоевалась. Она знает, что ее было трудно поймать, и по этому пленители еще более злы. Она знает, что спит в последний раз в жизни. Потому что завтра на рассвете мир увидит ее смерть. 


Как ее зовут, Шут узнал только когда зачитали приговор. Но он помнил до последнего звука все, что сказали до этого. Он видел, как ее вывели конвоиры, закованную в кандалы и избитую, ободранную, но при этом остающуюся ужасно красивой, величественной. Он помнил ее взгляд, которым она оглядела толпу, пока зачитывали обвинение. Он помнил ее взгляд, остановившийся на нем, Шуте, подобострастно застывшем у ног Короля. И едва не умер от презрения к самому себе. Столько всего прочитал в этом взгляде.
              Она стояла, гордо подняв голову, когда обвинитель с воодушевлением называл факты против нее. Она стояла, равнодушно глядя куда-то вдаль, когда защитник что-то мямлил, даже не пытаясь их опровергать. И точно так же стояла, когда зачитали приговор – смерть через обезглавливание. Ветер развивал ее длинные русые волосы, а глаза смотрели поверх голов радостно загомонившей толпы. Большие серые глаза. 
	Шут узнал, что ее звали Аланеж. И не мог поверить, что она, такая прекрасная, гордая, сильная воительница была вражеской шпионкой. 
	- Аланеж де Труаль, мы оказываем тебе великую честь, которой удостаивались не многие осужденные. Назови нам свое последние желание, – скрипучим голосом объявил главный судья. – Чего ты желаешь? 
	Воительница промолчала, окинув презрительным взглядом судью и сидевших около него секретарей. 
	И плюнула сначала под ноги судье, а потом в толпу, в сторону помоста, на котором восседал Король. А Шуту показалось, что она плюнула прямо в него.
 Никто так и не услышал ее голоса.  
	- На плаху ее, чего вы ждете! – дурным голосом заверещал главный судья, теряя всяческое самообладание. – Она объявила свое желание! 
	Конвоиры толкнули Аланеж де Труаль к плахе, у которой ее уже дожидался палач со своей огромной  алебардой. Заставили упасть на колени, но она преклонила только одно. Опустила голову на плаху.
	Народ замер в ожидании развязки, притих и перестал гомонить. 
	Шут чуть наклонил голову и прикрыл глаза, чтобы не видеть.
	И практически в полной тишине он услышал, как  свистнула алебарда, рассекая воздух. И как чавкнула сталь, рассекая плоть. 
	А толпа разразилась торжествующим ревом. 
	Шут еле заставил себя разлепить глаза. 
	На помосте, чуть в стороне от плахи, лежала ее голова. Длинные волосы перепачканы кровью, губы плотно сжаты, а огромные серые глаза широко раскрыты. И их взгляд устремлен прямо на него. 
	«Забери меня… забери меня… спаси… спрячь …» 
	Не понимая, что делает, Шут вскочил со своего места и кинулся в ноги к Королю.
	- Ваше величество! Ваше величество! 
	- Да, чего тебе? – недовольно осведомился король, хмуря брови и брезгливо сбрасывая Шута со своих ног. 
	- Прошу простить меня за дерзость… Умоляю, разрешите мне… забрать ее голову. 
	- Что? - опешил Король, круглыми от изумления глазами глядя на замершего у своих ног Шута. 
	- Ваше Величество, разрешите мне взять  ее голову. 
	- Зачем? – нахмурился государь, сводя над переносицей кустистые брови. – Неужели ты хочешь сказать, что эта предательница, вражья шпионка, была дорога твоему сердцу?
	- Нет, что вы! – испугался Шут. – Я поставлю ее на полку в своем  доме, чтобы всегда помнить о том, что наш государь бесконечно справедлив и мудр, никогда не покарает невиновного и всегда решит любую проблему, буде такая возникнет, и чтобы потом это знали мои дети, коли такие появятся. А так же чтобы никогда не оставалось сомнений, что случится с любым, кто ступит на кривую дорожку, – поспешно исправился он.
	Король усмехнулся, погладил рукой свою бороду и кивнул.
	- Ну, что ж, хорошо, коли так. Забирай. Да сходи к чародеям, пусть дадут тебе раствор, чтобы она простояла дольше, не разлагаясь и не источая зловоние, и достояла и до твоих внуков и правнуков. 
	Не чувствуя под собой ног от счастья, Шут кинулся к помосту, в три прыжка вскочил на него и поднял с досок голову прекрасной Аланеж. Только сейчас он заметил страшную рану на том месте, где совсем недавно голова крепилась к телу. А глаза продолжали смотреть на него, и казалось, проникали в самую суть…
	… Когда Король, наконец, сказал Шуту: «Ты мне сегодня больше не нужен, можешь идти», тот стремглав полетел к чародеям.  
	Улица была узкой и довольно грязной, а дома буквально лепились друг на друга. Но этот дом стоял на конце Портняжной, и разительно отличался от  всех остальных. Двухэтажный, он принадлежал одному хозяину, а не десятку-двум, как все остальные здесь; был вычурным и громко кричал о благосостоянии своего владельца – колонны у парадного входа, большой участок за оградой, вероятно, используемый как сад; множество слуг, вечно снующих туда-сюда.
	 А вот хозяин его был полной противоположностью дому. Низкий, худой, с тощей бороденкой, в грязном халате и замусоленных тапочках, с лысеющей, давно не мытой головой и маленькими блестящими глазками.  
	Слуга провел Шута в богато обставленный холл, подвел его к креслу,  за которым сидел господин Чародей. 
	- Ваше превосходительство, королевский шут прибыл. 
	- Очень приятно, я несказанно рад. Ты можешь идти. 
	Слуга развернулся и ушел, оставив Шута стоять позади развалившегося в кресле чародея. 
	Шут привык с самого детства, что чародеев надо бояться, что они самые могущественные люди на земле, и что они служат королю только из великого уважения. Чародеев всегда представляли величественными и прекрасными, сильными, смелыми. Гордыми, честными. Добрыми, справедливыми….
А этот… 
	Шута охватило странное чувство. Как будто забрали самое светлое, самое чистое, что у него было. Как будто вы всю жизнь считали какого-то человека своим кумиром, эталоном всего – а в один прекрасный день вы видите его изнанку, то, что обычно скрыто от ваших глаз…  
	Перед ним сидел человек, которого нужно было бояться и обожать одновременно. А получалось только презирать. 
	Шут понял, что это чувство – разочарование. 
	Но помимо детских убеждений у него было еще одно важное дело, не терпящее отлагательств. Аланеж не могла больше ждать. 
	Шут решительно шагнул вперед, прокашлялся, и начал:
	- Ваше превосходительство, я…
	- Знаю, знаю. Мне доложили, – досадливо морщась, перебил чародей. – Будет тебе такое зелье…
	И он не пошел делать страшный и опасный ритуал, как всегда делали в сказках великие Чародеи. Не стал читать сложного заклинания. Даже не стал смешивать какие-нибудь травы и эликсиры. 
	Он просто лениво махнул рукой, призывая кого-то из другой комнаты. 
	- Эй, вы, там. Принесите ему паучий яд. 
	Зелье тоже не оказалось чем-то необычным. Даже названия оно своего не имело – паучий яд, и все тут. И от этого Шуту стал еще грустней, жалко и себя, и яд без названия, и этого Чародея, который имел неосторожность стать чьим-то кумиром. 
	Когда слуги принесли ему зелье, или, правильней  сказать, яд, он быстро поблагодарил чародея, слуг, и вышел вон настолько стремительно,  насколько мог.
	Он спешил домой, а дома его ждала прекрасная  Аланеж. Когда-то прекрасная.
	Впрочем,  домом назвать его убогую каморку было можно с натяжкой. 
	Он открыл скрипнувшую дверь, вступил в темную узкую комнату. Швиркнул огнивом, зажигая свечку.  
	Отблеск от вспыхнувших серых глаз  заставил Шута моргнуть. 
	Аланеж смотрела на него с подушки на койке. Широкие глаза были распахнуты и смотрели в одну точку.  Когда человек смотрит на картину,  иногда случается, что куда бы ты ни отошел,  взгляд с полотна преследует тебя по всему залу, такой живой и пронзительный, достает везде. Это зависит от мастерства художника, или от воображения смотрящего, от игры света, или от чего-то еще. Но взгляд мертвой воительницы не зависел ни от чего этого. 
Ее взгляд доставал везде. 
Шут постоял некоторое время, глядя в глаза девы войн. Потом быстро достал из-за пазухи бутылек с зельем и выплеснул на голову, стоящую на подушке. 
Ничего не произошло.   
Шут подождал некоторое время, но все оставалось по-прежнему. По крайней мере, с виду. 
Тогда он сел за стол. Может, нужно подождать?
И сам не заметил, как уснул.  
Утром его ждала обычная его работа. Необычным было только присутствие головы прекрасной воительницы. 
- Тебе жаль меня? – громким шепотом спросила голова.
Шут подпрыгнул от неожиданности, спина покрылась холодным потом. Он обернулся к койке, на которой стояла голова.  
- Конечно, жаль, Аланеж. Вы позволите мне так Вас называть? 
- Как тебе будет удобней, – белые губы растянулись в вымученной улыбке. – Скажи, кто виноват в том, что я вынуждена теперь такое терпеть?
Шут смотрел на белое лицо, на огромные  серые глаза и не мог вымолвить ни слова.
- Эмм… Ну…
- Кто отрубил мне голову? – нахмурившись, как от оскомины, переспросила воительница.
- Палач… - неуверенно ответил Шут.
- Правильно, палач. Значит, это он виноват в моей смерти. Понимаешь? 
Серые глаза неотрывно смотрели в карие глаза Шута, настойчиво пытаясь что-то доказать. 
- Да. Я понял. Я должен отомстить за тебя, правильно?
- Да! Правильно! – глаза засветились, голова чуть не начала подпрыгивать от нетерпения на одном месте. – Ты все правильно понял! Надеюсь, ты и сделаешь все как надо. Возьми пучок моих волос, вчера ты облил их ядом, покроши и высыпь ему в еду. Достаточно будет мелкой частички… ну же, бери, не стесняйся! 
Шут неуверенно протянул руку и выдернул несколько волос. Словно во сне, взял из стола нож и мелко-мелко покрошил волосы, ссыпав их в тряпочку и завернув.
- Только осторожней, вымой как следует руки, не то отравишься сам! – предупредила прекрасная Аланеж.  – А теперь тебе пора идти. Ступай. 
И Шут вышел на улицу, не зная, куда себя девать и что теперь делать. Он обещал воительнице отомстить за нее, и обещание нужно было выполнять, иначе она стала бы его презирать, а это было уже совсем недопустимо. По этому он узнал, в какое время и в каком мете обедает Палач, прошмыгнул на кухню и высыпал горсть волос в кастрюлю со стряпней дородной, неповоротливой поварихи, которая, по идее, предназначалась Палачу. Все-таки тайная кухня. Только кастрюля больно большая, неужели он столько съедает, этот дармоед?
Сделав свое дело, он  помчался к королю, стараясь не опоздать, чтобы не прогневать его величество. 
Прошло около четырех часов, время клонилось к полудню, когда в тронный зал залетел взмыленный посыльный и закричал во все горло. 
- Ваше Величество! Гонец от Главнокомандующего, я, то есь, прибыл со срочным донесением! Беда у нас! 
- Какая еще беда? – нахмурился Король, вперив в гонца внимательный взгляд. 
- Весь ваш элитный  плостунский полк полег за обедом от неизвестной заразы! Еда из их мисок отправлена к чародеям для дознания! Повариха задержана до выяснения обстоятельств! – торопливо отрапортовал гонец заученный текст, чтобы не забыть деталей. И уже от себя добавил, - Но полк помер, весь как есть помер…
Шут побледнел, покраснел, в глазах у него заметались цветные звездочки, ноги подкосились. Это что же получается, вместо одного палача он убил целый полк? Да как же так, да что же это!
- Что? Что за чушь??? – закричал Король, вскакивая со свого трона. – Что все это значит? Найти виновного! Я лично отрублю ему голову! Немедленно! 
Гонец кивнул и поспешил прочь, стараясь не попасть под горячую руку Его разгневанного Величества.   
Король отдышался, грузно опустился обратно в кресло и схватился за голову.
- О, мой любимый полк! Мои славные ребята! Какой ужас!
- Да, ваше величество. Это истинное горе, - выдавил из себя Шут.
- А как ты думаешь, какой скотине понадобилось их убивать, а? – вдруг спросил Король.
- Не знаю, ваше величество. Я скорблю вместе с вами.
- Да хватит уже причитать! Знаешь, что я сделаю с этими подонками, когда поймаю? – кровожадно поинтересовался Король. Его глаза маниакально блеснули. – Удавлю собственными руками! 
- Но, зачем же собственными, - промямлил Шут, дрожа мелкой дрожью. – Для того, чтобы давить есть палач…
- Палач! Так палач погиб вместе с полком! Оттуда был парень, ничего не скажешь, искусен был в своем деле… ох, ох, ох, где ж я теперь другого такого найду… 
Про себя Шут ликовал. Его месть таки нашла адресата. Палач получил по заслугам. И не важно, что вместе с ним погибло еще несколько сотен человек, это совсем   не важно. Главное, прекрасная Аланеж отомщена. 
Когда наступил вечер, Шут вернулся в свою каморку. 
Прекрасная Аланеж уже ждала его, уперев взгляд немигающих серых глаз во входную дверь. 
 - Ты справился хорошо, мой воин, - прошелестела она, провожая его глазами к противоположному углу, где его ждал соломенный тюфяк. – Но этого недостаточно. Моя кровь все еще не высохла на других руках.
- Кто это? Кого мне покарать?  Я готов на любое деяние, я готов на все! – прошептал Шут, кидаясь на пол перед кроватью, на которой стояла голова. 
Воительница сделала скорбный вид и продолжила. 
- Кто заставил Палача отрубить мне голову? Кто приказал мне ложиться на плаху? Кто зачитал мне смертный приговор? 
- Судья! – прошипел Шут, поднимая глаза к потолку. В его голове рождался план мести. 
- Да. Ты прав, мой воин. Судья.
- Я покараю его, о прекрасная Аланеж! Вы будете отомщены, и ни на чьих руках не останется вашей крови! – жарко заверил несчастный.
Голова благосклонно шевельнулась. 
- Спасибо тебе. Для меня по истине чудо, что  я встретила тебя. Сорви волос с моей головы, он больше не ядовит, и обвяжи вокруг своего запястья. Так я смогу видеть и слышать все то, что видишь и слышишь ты. 
Шут вырвал из головы воительницы один волосок и обмотал его вокруг запястья. 
- А теперь тебе пора идти. Отомсти за меня, а потом ты отоспишься, сколько твоей душе угодно будет, я обещаю. 
И Шут вышел из коморки, прямо посреди ночи отправившись искать дом судьи.
Искомый дом нашелся довольно быстро. Он был без всякой ограды, как дом Чародея, и даже, кажется, на двух хозяев. Благо, судья занимал первый этаж. 
По дороге Шута посетила прекрасная идея. 
Он украл со склада несколько небольших бочек с зажигательной смесью, с конюшни натаскал охапок сена, обложил дом со всех сторон, полил зажигательной смесью, даже в окна побрызгать не забыл, на всякого рода занавески, и бросил зажженную лучину. 
Вспыхнуло знатно. Дом, построенный из хорошо  воспламеняющегося материала, какого-то южного камня,  горел как факел. Шут отскочил в сторону, в тень, и смотрел, как набежали со всех сторон соседи, пытаясь потушить пожар, как рвались из дома жильцы, пытаясь спастись из пламени. Потом всю округу охватил истошный детский крик, и Шут не выдержал, попятился. Прямо пред его глазами со второго этажа прыгнула вниз девушка, рассчитывая спастись, но переломала ноги, и поползла, цепляясь когтями за землю, крича от боли, и ползла до тех пор, пока на нее не обвалилась часть дома, мгновенно прервав все страдания. 
Шут бросился бежать сломя голову, мечтая оказаться подальше от этого страшного места. 
- Ты молодец, все сделал правильно… Я жду тебя домой… 
Каморка отозвалась Шуту гулким звуком пустоты. Ему казалось, что она трещит в огне, раскаляется, разваливается, и вот-вот засыплет его горящими обломками, как ту несчастную девушку… 
Всю ночь он провалялся в бреду, пытаясь затушить огонь и растворить яд, которые чудились ему везде в избытке. Голова прекрасной воительницы дремала в свете лучины, зажмурившись, словно кошка после сытного обеда. 
Утро выдалось тяжелым, словно после удачной попойки. Шут еле-еле продрал глаза, заставив себя подняться с постели. 
- Тебе жаль меня? – свистящим шепотом спросила прекрасная Аланеж. 
- Мне жаль вас, о прекрасная воительница, - пролепетал Шут, странно глядя на голову, расположившуюся на подушке единственной кровати. 
- Тогда скажи мне, вся ли кровь смыта с рук душегубов, отрубивших мне голову? 
- Еще не вся? – переспросил Шут, хмурясь. 
- Нет. Кто виноват в том, что Судья приказал отрубить мне голову? Кто командовал этим парадом? Кто виноват во всем, что происходит в стране???
- Король? – неуверенно предположил Шут, хмурясь.
- Да! Да! Ты должен убить его, мой воин! Возьми кинжал с собой на службу, и там ты заколешь его, выбрав удобный момент!
- Да, моя госпожа, я сделаю все, чтобы вам было хорошо! 
- Возьми меня с собой, я хочу видеть, как он будет умирать, мой давний и злейший враг! Возьми!
Шут аккуратно завернул голову в тряпицу, взял в руки и пошел к его величеству. 
За сапогом его блестел кинжал. 
Король был не в духе. Он хмуро встретил своего шута, приказав ему сесть подле трона, и замолчал. Прошло некоторое время, прежде чем он, как обычно, заговорил.
- Ты слышал, сегодня ночью сожгли дом Главного Судьи. Погибла вся его семья, вместе с женой, тремя детьми и девяностолетней бабушкой. И их соседи сверху, молодая пара. Какая-то зараза завелась в нашем городе, кто-то пакостит мне, я точно знаю, мне. 
- Это я, - ни с того ни с сего заявил Шут, послав кучу проклятий на свой болтливый язык. 
- Что – ты? – не понял Король.
- Это я поджег Судью и отравил ваш полк, ваше величество, - Шут говорил, а у самого от страха отнимались ноги.
- Что??? Что ты несешь? Ты, чай, ополоумел от страха, что твою каморку тоже подпалят??? – возмутился Король.
-  Да нет, ваше величество. Я и сюда пришел, чтобы вас убить. 
Онемевшими пальцами Шут достал из-за голенища сапога длинный сверкающий нож, никогда еще не пивший крови. 
- Что это за фокусы??? – закричал Король, вскакивая. – А ну убери эту игрушку, пока я не приказал тебя выпороть!
	- Прости, батюшка. Ты кормил и поил меня, но я должен лишить тебя жизни. Я неблагодарный и ужасный человек. Но я должен так поступить. 
И Шут замахнулся кинжалом. Из свертка выкатилась голова, торжествующе сверкнув глазами. 
- Ну же, бей! – зашипела она. 
В глазах Короля застыл немой ужас. Он попытался загородиться руками, выкрикнул что-то вроде «За что???», но блестящее лезвие распороло горячую плоть, и кровь забрызгала белый камень трона.
Голова подкатилась к телу, жадно ловя горячие капли ртом, словно вампир, дорвавшийся до жертвы. 
- Спасибо! – зашипела она окровавленным ртом, - Теперь мы должны бежать, пока нас не схватили еще раз.
Шут в ужасе подхватил голову на руки и бросился прочь из тронного зала. Сзади послышались крики. Очевидно, люди нашли тело Короля. Из всех трех мщений  только это прошло малой кровью, что ни мало не порадовало Шута, но несколько не понравилось Аланеж, но она не могла ничего сделать, трясясь по коридорам на руках у Шута. 
- За нами гонится стража! – прошептал он. 
Впереди мелькал выход из дворца. Огромные створки горели дневным светом в странном полумраке дворца. Шут бежал, спотыкаясь, боясь не успеть и погубить только-только отомщенную и обретшую покой Аланеж. 
- Скорее, на мост! – прошипела голова, вращая глазами во все стороны. 
Шут выскочил из дворца, метнулся в сторону, уходя от бегущей к нему стражи.  Люди в ужасе разбегались, кто не успел отскочить – разлетались, словно кегли. 
- Он убил короля! – закричал кто-то. 
- Он убил короля! – подхватила толпа.
«…я убил Короля… я убил Короля… я убил Короля…»  - стучало у беглеца в голове. 
Мост замаячил впереди широкой серой полоской. Шут взбежал  на него, но путь им преградил отряд стражников. Шут обернулся – но позади их уже нагоняли. 
- Нас окружили… - прошептал он, обращаясь к голове. – Что теперь будет?
- А ничего не будет, - жестко отрезала Аланеж, и ее слова неприятно отразились в душе у Шута.
- Брать его живым! – дурным голосом завопил  где-то за головами стражников Главнокомандующий. 
- Сдавайся! – закричал десятник, стоявший  впереди. – Тебе уже все равно ничего не поможет!
Шут не сразу обратил внимание на боль, пронзившую его левую руку. 
- Глядите, - закричал кто-то, - он все таскается с башкой той шпионки, которую казнили два дня назад! Точно сумасшедший! 
- Да это же он отравил целый полк, это он поджег главного Судью! 
Шут опустил глаза и увидел, что прекрасная Аланеж крепко вцепилась зубами ему в запястье. Кровь стекала по локтю и капала на серые камни мостовой. 
- Что вы делаете? – пролепетал он. 
- Спасибо. Ты оказал мне незаменимую помощь, - прошипела голова, оторвав окровавленный рот от запястья Шута. 
Он хотел что-то еще сказать, но не успел. Голова взметнулась из его рук и вцепилась ему в горло. Шут закричал, падая на мостовую. Кровь лилась фонтаном, брызгала во все стороны. Ряды стражников в ужасе подались назад. 
Шут хрипел, пытаясь руками заградить шею от острых зубов, но вскоре упал на камень лицом вниз и задергался в предсмертных агониях. Голова вылетела из-под него, чуть поднялась над землей. 
Некогда прекрасная Аланеж была ужасна. Длинные, когда-то шелковистые русые волосы, сейчас спутанные и залитые кровью, развивались на ветру, почти так же, как в памятный день ее казни. Огромные серые глаза сверкали демоническим огнем.  Искривленный в ужасной ухмылке рот скалился кровавыми губами. 
- Вы меня запомните! – прошипела голова, сверкнула на прощанье глазами, кувыркнулась и скрылась в глубине быстрой полноводной реки, над которой раскинулся мост. Стражники стояли еще некоторое время, оторопело глядя на труп недавнего королевского шута, а ныне убийцы, государственного преступника, на лужи крови, окружающие тело, и на страшную рану на шее, оставленную непонятным чудовищем. 
- Ну, чего встали? Уносите ЭТО…


…В большой комнате с множеством людей и компьютеров молодая девушка и парень переглянулись и ударили друг друга в ладоши.
- Получилось! – сказал парень.
- Еще бы у нас не получилось. Эту операцию сам босс разрабатывал, - довольно ухмыльнулась девушка. 
На экране перед ними виднелся какой-то старинный мост и бегающие, суетящиеся на нем люди. 
- Скажи ребятам, пусть готовят нового Короля. Место освободилось, - проговорил парень, что-то выбивая на клавишах.
Девушка отошла на некоторое время, потом вернулась, села на свое место перед монитором.
- Дааа, - протянула она, - ловко мы это, конечно, провернули. Надо было сказать, пусть бы и Шута своего готовили, чтоб у нашего Короля  хоть какое-то доверенное лицо рядом было, а то в этом мире вообще черт знает что и без наших операций творится…
- Да ну, справится, они же их там специально для внедрения готовят, они натасканные. Не беспокойся, - успокоил коллегу он. 
- Ты думаешь? А что, Шут – место вакантное, думаю, и из наших ребят кто-нибудь был бы не прочь поразвлечься, отдохнуть, так сказать, на природе, в условиях первобытного мирка…
- Ну, вот пойди и скажи ребятам. А я тут еще кое-что подправлю… Пусть думают, что их Шут сошел с ума и ни в чем не виноват, и похоронят его в одну могилу с Королем. Вот смеху-то будет…
…А где-то за их спинами, за окном, пролетела, тяжело провалившись в воздушную яму, маниакально поглядывая в их сторону, изуродованная голова прекрасной воительницы Аланеж…