Рассвет ласкал теплыми утренними лучами обнаженную гладь моря. Томный шепот ветра сливался с страстным и даже животным криком чаек. Обжигающе горячее солнце готовилось пролить расплавленное золото а акте естественного для природы садомазахизма. Облака, словно фантазии сумашедших любовников, поражали обилием форм. Волны слегка пенились пеной, потомучто так было заведено. И только одинокий пирс с бесконечной тоской врезался в глубину моря, твердый, как член немецкого порноактера и холодный, как взгляд режиссера. А на пирсе стоял поэт, своим одиночеством могущий спорить лишь с луной, и самоотверженно мастурбировал глядя на все это великолепие тотально эротического безумия таящей в агонии природы.