Вечер, скривившись презрительно, ждал результат. 
Горизонт показал полоски кровавые. Две.
Небо забеременело опять. Эта сука отдается всем,
Кто на нее только глянет. Опираясь на крыши мансард
и с трудом волоча пузо, оно стать готовилось снова
мамашей желтоглазых уродов.
Под крышей заорали стрижи, сердобольно вызывая скорую.
Гроза, акушеркой неопытной, вспорола брюхо молнией.
Вылились воды околоплодные. Птицы заткнулись. Всё смолкло.
Ты возбужденно схватил карандаш и блокнот.
Но я не при чем здесь. Изображаю столб около.
Пришла моя злость, и вымазала грязью всё тщательно.   
Жидкость стихов своих вязких пролил ты на пол дощатый. 
В результате, концентрация слов превысила влажность.
Мы стали аморфными и оба страдали. Каждый своей блажью.
Ты любил небо. Я впала в детство. Достала из шкафа кукол,
играть начала, но не как девочка, а как шаман вуду.
Дарю тебе тело красивое – оно, правда, птичье. 
Раздираю перья пополам, вонзаю их в спину тряпичную.
Теперь ты лёгок на подъем. Летай, ебись с небом в очи.
Будешь жить, пока оно будет в тебя смотреть.
Когда отвернется - сдохнешь. Всё закономерно, впрочем.
Так недоптицы утилизируются. Это не месть.